Курить ему не хотелось, более того – от сигарет был противный привкус во рту, курить было отвратительно, но Олег Александрович всё равно закурил – от скуки. Он откинулся на спинку удобного кресла диспетчера, вытянул ноги и положил их на стол. Ноги ныли, но не от усталости, а наоборот – от безделья – он больше недели не выходил дальше диспетчерской, своей комнаты и коридора, куда еще полторы недели назад стащили все автоматы с чипсами, шоколадными батончиками, водой и сладкой газировкой. Сейчас автоматы стояли пустые и он ходил по коридору просто так – размять ноги, но быстро уставал и снова возвращался или в комнату, или в диспетчерскую – тупыми глазами смотрел на пустую взлетную полосу.
И так полторы недели.
А до этого почти 2 месяца все было наоборот. Аэропорт кипел и не было в Киеве более оживленного места, чем маленькие “Жуляны”. Впрочем, что было вне аэропорта Олег и не знал – он не выходил за его пределы сразу после Второго Большого Карантина. Да и никто не выходил – кто были в тот день на смене – так все остались. Один, механик, дурак, сбежал через технических выход, на блокпосту показал карточку работника аэропорта и спокойно вышел за пределы – Нацгвардейцы тогда сами были растеряны и не понимали, кого пускать, кого не пускать. Показывает карточку человек – значит можно. Где теперь тот механик – этого уж никто не знает наверняка.
Ну, и начальство сбежало. Но начальство то само-собой. Сели в машины в конце первой недели и разъехались. Перед отъездом начальник аэропорта сунул Олегу какую-то мятую бумагу, в которой говорилось, что он тут теперь главный до дальнейших распоряжений из профильного министерства. И уехал, черт пузатый.
Олег потушил сигарету в картонном стаканчике из-под кофе, которые теперь использовал по несколько раз – в автоматах они заканчивались. “Странно – кофе не заканчивался, а стаканчики заканчиваются” , – лениво подумал он. Встал, потянулся, хрустнули закостеневшие уставы где-то в районе шеи и спины. С таким же отвращением закурил снова, прошелся растерянно, глянул на полосу. Всё то же. Монотонная тишина давила высоким потолком диспетчерской.
Он прошел к другому столу и включил радио – радио это был единственный способ услышать живой голос и единственный источник информации. Впрочем, живой, это условно – две недели передавали монотонными мужскими голосами одно и то же – число заболевших, число умерших, потом (всегда очень коротко) про новые беспорядки в регионах, которые, впрочем, по словам ведущих “немедленно были прекращены силами Национальной гвардии и местных добровольческих дружин”. Ну, и в конце (еще более коротко), что Президент и Кабинет министров предпринимают все меры для стабилизации ситуации в стране. И так по кругу – сутками. А, еще погоду передавали, да.
Одно смущало (Олег сначала думал, что ему показалось и стал слушать однообразные новости внимательнее – не показалось): в новостях не упоминали имени Президента. Просто, мол, Президент и Президент.
Олег посмотрел на настенные часы – до рейса было еще три с половиной часа. Он подошел к столу, сел, нажал на кнопку у одного из микрофон и хриплым от долгого молчания голосом пробубнил:
– Диспетчер – службе полетов. Диспетчер – службе полетов.
В микрофоне что-то зашипело и оттуда веселый голос почти сразу ответил:
– Ну, че тебе, Саныч?
– Всё готово?
– Достал ты, блядь, уже. С утра еще готово. Ждем, блядь, пока ты проверишь, – довольно захохотали из микрофона.
Олег не разозлился, а только устало усмехнулся – он и так знал, что самолет готов к вылету.
– Пьете? – завистливо спросил он.
– Ну, уж прям и пьем… Так, по пятьдесят. Заходи в гости, – издевательски сказали из микрофона.
– Сука ты, Вася, – беззлобно сказал Олег и отпустил кнопку. Он не мог выйти из диспетчерской, и в службе полетов это прекрасно знали.
“Служба полетов” – это они сами выдумали, такой службы в принципе-то и не было. Был он – Олег – специалист по радионавигации, и там внизу сидели пять человек – штурман, радиотехник, один авиационный инженер и мальчишка лет 25 из аэродромной службы. И, самое главное, пилот. Вот им-то и нужно было отправить последний самолет.
Он снова сел в кресло и глянул на часы. До отлета было еще три часа и их нужно было чем-то занять.
Олег закрыл глаза.
…..
Когда объявили Второй Большой Карантин, то аэропорт превратился в бешеный клубок из людей. Первые несколько дней Олег вспоминал с ужасом. С ужасом – это не формальное слово, а вот реально с ужасом. Люди ломились в крошечные “Жуляны” круглосуточно. У въезда образовался затор, потому что будущие пассажиры бросали машины прямо на подъезде к аэропорту – на стоянке мест уже не было. Самолетов не хватало. Люди приезжали кто в чем был – в футболках, домашних пижамах, практически без вещей. Главной задачей было покинуть осажденную столицу, в которой стремительно заканчивалась еда, лекарства и питьевая вода (водопровод, кстати, работал, но все почему боялись пить оттуда воду даже после кипячения). В Киеве отключили свет в жилых домах и только министерства, отделения милиции и больницы светились огнями за закрытыми шторами среди темени, опустившейся на столицу.
Первым повезло – несколько дней за огромные деньги несколько тысяч людей улетали из Киева. Впрочем, повезло, это как еще посмотреть – тогда ведь телевизор еще работал и такие же картины передавали из многих столиц, откуда тоже все куда-то летели. Ну, или не совсем такие.
Последним выпуском новостей, который вышел в Киеве были кадры, снятые на телефон в Киеве на Куреневке. Олег смотрел на дрожащие кадры и не понимал, что там показывают – какие-то черные поля посреди домов, почему-то пожарные машины, толпы людей в форме и противогазах, в защитных масках и очках. Все суетились, кричали, камера, наконец, поднялась и показала, насколько это было возможно обзор вдаль. И Олег понял, что черные поля – это одна сплошная могила.
На этом телевизор закончился и началось радио. Вот то самое, из которого ничего непонятно.
Еще через несколько дней аэропорт окружили блок-постами и нагнали почти две тысячи бойцов Нацгвардии и, почему-то, военных. Сначала блок-посты были аккуратные – несколько “ершей” на дороге, бетонное укрепление, мешки с песками и будка с флагом. Еще через несколько дней подъезд укрепили теми самыми танками, которые привезли военные, дороги завалили такими же мешками в человеческий рост и аэропорт стал чем-то вроде крепости.
Но не для всех. Тихонечко, сбоку, аккуратно оставили открытой одну из боковых дорог. Подъедет темная длинная машина, просигналит нужное число раз, высунется из будки мрачный гвардеец, откроет шлагбаум, и – машина заехала.
Кто только не спешил тогда к начальнику аэропорта. Олег очень многих из них видел по телевизору.
Но как? – как они изменились! В телевизоре все эти политики были вальяжные, довольные, уверенные в себе, чуть циничные, с ухоженными руками. И иногда казалось, что прямо через экран можно ощутить аромат их приятных, но дорогих духов, туалетной воды. Олег, собственно, политиков никогда не уважал и на выборы не ходил, но новости смотрел. И дочь включала развлекательные каналы, от которых его воротило – там какие-то крашеные обезьяны пели дурные безвкусные песни и ухоженные до неестественного состояния мужчины очень глупо шутили, думая, что это смешно.
И вот он многих из них увидел.
Они были другими. Они заискивали, отводили в уголок начальника аэропорта, что-то шептали, закатывали глаза, потирали руки и большинство из них делали какие-то понятные только им жесты – то потирали руки, то терли большим пальцем об указательный (намекали на взятку), клали руку на плечо, аккуратно царапали пиджак начальника аэропорта своими ухоженными руками, наклоняясь к уху, отчего создавалось впечатление какой-то омерзительной интимности.
Но – самое главное – они потеряли свою уверенность. Они заискивали, просили, смотрели нарочито жалостливыми, но хищными глазами, как бы высчитывая – сколько предложить денег за вылет. Деньги, которые предлагали, были даже не безумные, а какие-то такие, которые Олег даже не мог представить (ему тоже предлагали, как посреднику, и то – только за организацию короткого разговора с начальником аэропорта он получил столько, сколько никогда не держал в руках за всю жизнь).
Ну, а потом все закончилось. Кто хотел улететь – улетел. Начальник аэропорта куда-то уехал на трех машинах, его заместитель на двух, аэропорт опустел. Во всем здании был Олег, те четверо снизу и 21 боец Нацгвардии у блокпоста с тремя автобусами и одним БРДМ. И с автоматами, конечно.
Когда Олегу предложили отправить последний самолет, он абсолютно не сомневался. Вариант был – или отправить, или выйти за блок-пост, где начинались все эти бесконечные улица Медовая, улица Днепровская, которые – Олег не знал даже – существовали еще или нет. Ну, и технически это просто было. За те деньги, которые он получил за вот ту встречу он отправил жену и дочь через границу в Беларусь. Деньги пришлось отдать все до копейки, зато они были там, где, как говорили безопасно.
Теперь оставался он один. И ему нужно было сделать совсем немного, а потом он и сам получит ту фантастическую сумму, которую ему обещали и вместе с теми Нацгвардейцами на их автобусах и с их автоматами должен поехать к семье. Денег, правда, придется отдать половину, но и половина – это было такое состояние, что ему хватало на все, что он только мог себе представить в мире – хоть на яхту, хоть на самолет, хоть на 5 яхт. И еще осталось бы столько же.
Ну, и парни с низу как-то там договорились, но он в их дела не лез.
Микрофон на столе зашипел.
– Саныч, заснул?
– Не, какое.
– Едут?
Олег посмотрел на часы.
– Должны бы уже. И тут на взлетной полосе показалось несколько машин.
– Едут, – сказал Олег, – Давайте.
Кортеж был какой-то странный – обычный дорогой Mercedes, какие показывают в новостях про политиков, за ним микроавтобус с антеннами (ну, это ясно), а потом почему-то следовал обычный автобус, типа, как маршрутка городская желтого цвета, потом джип старый и еще какая-то иномарка.
Через несколько минут в дверь диспетчерской постучали. Олег открыл. Стоял обычный охранник, как в кино – лицо простое, глаза бегают. Он даже не просил ничего, поставил на пол две большие сумки, протянул Олегу какой-то плотный пакет и пошел по ступенькам вниз.
Олег, конечно, догадывался, кто был пассажиром (он тоже был из тех, кого много лет показывали по телевизору). Он подошел к окну и посмотрел на поле. Самолет уже подогнали. Из старого джипа вышел мужчина среднего роста в костюме, что-то сказал охраннику и медленно пошел к трапу.
Через семь минут самолет взлетел.
Олег думал – выключать рубильник или нет. Решил не выключать – глянуть с поля на то место, где он провел столько времени. Подхватил сумки, пакет, оглянулся и вышел. Через минуту он шагал по взлетной полосе в сторону выезда и блок-поста.
Посмотреть на диспетчерскую, правда, забыл.
Солдаты заводили автобусы и издалека было слышно, как они переругиваются, торопя друг друга.
Заседание было назначено на 10 утра, но еще в начале первого зал Дворца культуры Киевского политехнического института был полупустой.
Зато в коридорах дворца собралось огромное число людей – стоял шум, как это бывает в помещениях, где говорят почти все сразу. Буфет опустошили уже к 11 утра, поэтому многие делегаты и гости пили чай и кофе из термосов, принесенных с собой, кто-то, встав в угол и прикрывшись, разливал чуть-чуть коньяка, курили тут же. Возле столов регистрации депутатов и гостей был настоящий хаос – девушки и юноши, сидевшие за этими столами беспрерывно говорили с подходящими к ним людьми, те показывали какие-то удостоверения, трясли руками, ругались. В коридоре и в зале шумели электрогенераторы.
Вообще, организация заседания была обустроена из рук вон плохо. Началось все еще в 8 утра, когда ко дворцу явились одновременно “Самооборона Майдана”, “Районная гвардия” Подольского района, крепкие молодые люди, которые представились ветеранами войны (правда, все они почему были в одинаковой абсолютно новой форме без всяких знаков отличия) и совсем уж никому неизвестные активисты, которые представились членами организации “Щит Киева” (они были точно в такой же новой форме, но с какими-то пёстрыми шевронами).
В стороне стояли две грязные машины полиции с выключенными огнями и автобус с надписью “Национальная гвардия”, в котором, впрочем, никого не было кроме водителя в гражданском.
Хаос в помещении усиливался – “Самооборона” пускала одних делегатов, стараясь не пропустить других а бойцы “Щита” наоборот – тех пускали, а других не пускали. А “Районная гвардия” и вовсе никого не пускала и большая часть ее бойцов сами заняли места делегатов. В итоге в зал попали почти все желающие. Все это было с давкой, криками; председатель звонил в старомодный колокольчик, непонятно где взятый в такой ситуации, его никто не слушал. В итоге, людей оказалось почти в два раза больше, чем предусматривал зал.
Наконец, все относительно успокоились.
В 14-40 ко входу во Дворец подъехал старенький Mercedes из которого, опираясь на палочку, тряся старой головой, с трудом вылез 94-летний очень известный поэт, которому как-то по-привычке уступили дорогу и он вошел в зал, сев в президиум.
Председатель – старый человек в дешевом и очень не новом сером костюме снова позвонил в колокольчик, встал, посмотрел на зал красными глазами и объявил в микрофон:
– Заседание Всеукраинской Национальной ассамблеи объявляю открытым.
И тут же, откуда-то с потолка заиграл гимн в очень плохой записи.
После гимна все сели.
Председатель прокашлялся, пожевал губами и начал говорить мерцающим от старости и волнения голосом.
– Наш, скажем так, протопарламент, собрался в чрезвычайных обстоятельствах. Верховная Рада самоустранилась от выполнения своих обязанностей, местонахождение Президента неизвестно, Кабинет министров распущен. В результате создается коллапс власти. И мы с вами, как ответственные граждане, обязаны этот коллапс заполнить. Мы все знаем про ситуацию в стране, мы знаем, что после оглашения Второго Большого Карантина страна находится под неслыханной за последние десятилетия угрозой. Из хороших новостей могу только сообщить, что наше собрание абсолютно законно и проходит с разрешения МВД. В наших руках хоть как-то стабилизировать обстановку, показать нашим согражданам, что власть действует даже в таких сложных для всех нас обстоятельствах, – сказал он.
– Итак, – продолжил председательствующий, – прошу прибывших делегатов ассамблеи зарегистрироваться путем поднятия тех карточек, которые вам выдали по результатам выборов в ваших регионах. Счетную комиссию, в свою очередь, прошу подсчитать число депутатов ассамблеи.
Руки потянулись вверх, стоявшие между рядами девушки долго считали делегатов.
– Итак? – спросил председательствующий с каким-то испугом смотря в зал.
– В зале зарегистрировано 812 делегатов, – блеклым голосом ответила в микрофон глава счетной комиссии.
В зале поднялся шум.
– Это как 812? – растерянно спросил председатель. Ведь должно было быть 350.
– 812, – упрямо повторила девушка.
– Хорошо-хорошо! Я прошу делегатов успокоиться! Давайте посмотрим по областям.
– 529 делегатов из Киева, 274 из Киевской области и 9 человек из города Новоград-Волынский Житомирской области, – сухо доложила глава комиссии.
– Всё? – обреченно спросил он.
– Нет. Еще приветственная телеграмма от делегатов Национальных сборов. Зачитать?
– Читайте. – “Мы, делегаты Национальных сборов Украины, осознавая опасность, нависшую над страной, соблюдая Конституцию Украины и ее основные законы, приняли решение взять всю полноту власти в свои руки. пгт Дымер, Киевской области”. Дальше следует печать и подписи.
– Значит, мы власть и они тоже власть? – риторично спросил председатель, – И много подписей?
– 723, – ответила глава счетной комиссии.
Председатель задумался.
– В такой ситуации я не считаю сборы нашей ассамблеи легитимными, мы раскалываем страну. Надо…, ну, я не знаю, собрать, допустим круглый стол вместе с ними, обговорить совместный ход дальнейших действий, например, – мямлил он.
В зале вскочил потный толстяк с раскрасневшимся лицом.
– Не время круглых столов. Надо провозгласить Директорию и набрать туда министров от ассамблеи и от сборов, вот и всё.
– Да, – замялся председатель, – но я тут с утра проглядывал списки делегатов и гостей. Среди нас вообще нет врачей, экономистов, финансистов, экологов и так далее. Вот вы кто? – ткнул он пальцем в толстяка.
– Я…. – смутился тот – я бывший заведующий водопроводным хозяйством Колхоза имени Калинина.
– Какая уж тут Директория, – пробормотал председательствующий.
Тут неожиданно со своего места встал тот самый поэт, приехавший позже всех. – Я знаю, знаю, что надо делать! – крикнул он.
– Надо поступить так, как поступали наши предшественники! Надо написать Универсал! – волновался он и тряс одной рукой в воздухе. Было видно, что он хочет трясти обеими, но ему мешала палка в другой руке, застрявшая под столом.
Делегаты зашумели. Председательствующий с трудом их успокаивал, звеня в свой колокольчик.
….
Заседание продолжалось всю ночь и рано утром Универсал был готов. Его распечатали тут же – в типографии КПИ, где раньше печатали студенческую газету. Сонные делегаты выходили на улицу группами, переговариваясь, тут же закуривали, снова начинали спорить. В зале Дворца остался неприятный запах скопления большого числа людей в одном месте.
Ко входу во Дворец, наконец, подъехали два автобуса Национальной гвардии, сонным мальчишки-солдаты рассматривали делегатов ассамблеи и зевали. Один из делегатов протянул солдату лист бумаги. Тот взял и начал читать:
Универсал народного спасения.
Мы, делегаты Всеукраинской Национальной ассамблеи, понимая все тяжесть сложившейся ситуации в Украине, руководствуясь Конституцией и основными законами Украины провозглашаем этот Универсал, призывая Национальный сборы Украины присоединиться к его содержанию. А именно:
1. Мы призываем граждан Украины не покидать свои дома и запасаться всем необходимым для дальнейшего существования.
2. Национальная ассамблея совместно с Национальными сборами (по их желанию) берет на себя всю ответственность за происходящее в стране.
3. Да поможет нам Воля наших героических предков в спасении от постигшей нас невзгоды.
Подписано в столичном городе Киеве, 23 марта 2021 года. Подпись. Печать.
Солдат перечитал текст два раза и захлопал пушистыми, как у девчонки, ресницами.
– Пане, подполковник, позвольте обратиться, – сказал он уставшему полковнику, который стоял у входа в автобус и раскуривал сигарету.
– Ну? – буркнул тот.
– Вы читали?
– Ну, читал.
– Это что же такое?
Сигарета криво вспыхнула сбоку и мгновенно сгорела почти наполовину. Подполковник бросил ее под ноги и достал новую.
– Это наши политики.
Солдат задумался.
– Так политики вроде того… – аккуратно сказал он, – нет их больше.
– А это, блядь, наши новые политики, – зло сказал подполковник, затянулся сигаретой, сплюнул и заорал хриплым голосам:
– По автобусам!
Солдаты полезли рассаживаться.
Днем было яркое солнце, но как только короткий зимний день начал заканчиваться, пошел снег.
Хата 60-летнего Васильича стояла одной из самых последних в селе – почти на окраине, за ним был только еще один дом, но после того, как в прошлом году там умерла его хозяйка – старушка лет 75 – можно сказать, что и на самой окраине.
Васильич устроился так удобно, что даже со стороны на него уютно было смотреть – перетянул старое, просевшее до пола советское кресло прямо к печи, маленький столик поставил рядом – под рукой, низкую скамеечку, на которой он обычно сидел, растапливая печь, поставил под ноги, вытянул их к теплу, а сверху еще укрыл их тонким рваным пледом. Вместе с керосиновой лампой на столе была открытая пачка сигарет, бутылка с мутной жидкостью на дне, несколько луковиц, половинка черного хлеба, соль, твердое пожелтевшее сало и сточенный почти наполовину кухонный ножик с пластмассовой ручкой.
Васильич был в уличной одежде, только без бушлата и шапки. Он давно сделал все свои немногочисленные зимние дела и отдыхал. Свет лампы играл на тусклом золоте иконы Покровы Божией Матери (Васильич в церковь не ходил – не привык с детства, но икону держал для порядка- так уж принято в селе). Вообще, хата была скромной. Кроме иконы, кресла, печи и столика была еще кровать (“с шарами”, как ее при совке называли), стол для еды, почти развалившаяся кушетка два табурета, телевизор, радио. В сенях была еще газовая плита, но ей Васильич почти не пользовался, хотя баллон был, инструменты для огорода и сада, висела толстыми слоями зимняя одежда, свитера, плащ-дождевик, плащ-палатка – всё старое мятое пыльное.
Мягко стукнула дверь в сенях, гость повозился, для приличия стукнул в дверь и тут же вошел.
– Что-то задерживаешься, Мыкола Трофимыч.
– Какое? Где? – удивленно прохрипел сосед, – Как обещал.
Гость стянул валенки, оставил и на тряпке у входа и в толстых носках зашагал к хозяину. Пожали руки, Васильич снял ноги со скамеечки и гость сел прямо у печи, грея замерзшие руки.
– Успел? – спросил гость.
– А то!
– Вот спасибо. У меня ж или одно, или другое сегодня. Упрямая баба – руби ей дрова с утра и всё тебе. Но платит, ведьма, хорошо – и молока дала, и яиц, и налила, да еще сотку накинула.
– Ну, и слава Богу. На-ка, прими, – сказал Васильич разливая по грубым стограммовым рюмкам остатки из бутылки.
Друзья выпили и захрустели луком.
– Так была, говоришь, автолавка?
– Была-была, на вот тебе, я взял.
Васильич протянул соседу тонкую тряпичную сумку.
– Хлеба два, сахару полкило, сигарет три пачки и чаю пачка.
Сосед принял мешок.
– Ну теперь в расчете, с меня сигарет только пачка, но отдам потом.
– Да у меня есть пока. Давай – ты ж принес? – спросил Васильич.
– Конечно, – и гость достал из рукава бутылку с такой же мутной жидкостью.
Неспеша разлили, выпили по второй, закусили салом, оба закурили и замолчали, смакуя всё – и тепло хаты, и вкус самогона, и закуску, и горячий обжигающий дым, такой вкусный после глотка спиртного.
– Ну? – первым начал Мыкола – Что говорят в автолавке?
Хозяин хаты неспеша затянулся.
– Непонятное говорят. Сами не знают, а говорят, – нехотя ответил он.
– Ты не томи, подробно давай.
– А что подробно? Всё то же и говорят. Что, мол, ничего непонятно. В районе начальник новый, солдат какой-то. Автолавка будет, света так и не будет, а дороги будут чистить только если получится.
– А еще? Про Киев говорят?
– Говорят, – хмуро ответил Васильич, – Карантин, мол, там еще больше вырос, все, мол, уехали. Хоронят, говорят, тысячами.
– А в районе вируса нет?
– Неееет, какое там. Как только первые заболели, их вывезли на скорых в область, да там их и оставили вместе с этими скорыми. Тем и живем, что в районе вируса нет, дай Боже.
– Дай-то Бог, – согласился сосед. Васильич налил еще по одной. Друзья выпили.
– А про области говорят? – снова начал сосед.
– Про области не говорят. Что ты привязался, вот черт мохнорылый! Сам же каждую неделю к автолавке ходишь и знаешь, что и как говорят! – разозлился Васильич.
– Прям совсем не говорили? – не унимался сосед.
– Тьфу на тебя. Ну, говорят немного.
– А что говорят?
Васильич покосился на дверь, как будто боялся что его подслушивают.
– Говорят, что нет больше областей. Всё карантин выел под корень.
– Как нет? – выпучил глаза Мыкола – А что ж тогда есть?
– Вот такие села, как у нас есть, а больше ничего нет. Районы еще вроде нашего, откуда автолавка ездит. Как перестанет ездить, значит и района нет.
– А президент на что? – спросил сосед.
– А кто он – президент? Ты знаешь? Я не знаю.
– Был этот… артист, а потом всё оно как пошло-поехало, как телевизор выключили, так, я и не знаю кто президент.
– Вот-вот. И никто не знает.
– Стой! А пенсии кто из райцентра возит? Не автолавка же сама?
– Не автолавка, – согласился Васильич.
Друзья выпили еще и снова захрустели луком. Вдруг в сенях кто-то шумно закопошился и замолотил в дверь.
– Убери, – кивнул Васильич на бутылку. Сосед проворно упрятал ее под столик.
Дверь открылась. На пороге стояла Нина – соседка Васильича и Мыколы через несколько домов примерно их возраста.
– Во! Что творится-то! – крикнула она и сунула Васильичу под нос какую-то мокрую тряпку.
– Это что? Что такое? – опешил Васильич.
– Газеты привезли из центра. Прям щас привезли. Двадцать штук и велели всем раздать! Ты глянь!
Васильич, наконец, понял, что она тыкала ему не тряпку, а размокшую на снегу газету. Он взял ее аккуратно, чтобы не порвать – уже почти год не держал в руках газет – они прекратили выходить одновременно с тем, когда погас телевизор.
“Ко всем гражданам Украины! Манифест” – крикнули огромные буквы с первой страницы. Васильич поднес газету к лампе и принялся читать. Его удивило, что это был не какой-нибудь “Урядовий курьер” , а газета “Сільскі вісти”. Сосед примостился сбоку и тоже читал. На первой странице был огромный тризуб и текст: “Беды и несчастья, постигшие нашу многострадальную землю нельзя сравнить ни с чем за все время существования нашего государства. Беспощадная болезнь, оказавшаяся опаснее, чем мы думали, паралич власти, паника среди населения, голод, разруха – все это ставит на грань само существование нашей страны. Безответственность всех без исключения политиков и большинства органов исполнительной и законодательной власти заставляет нас взять на себя ответственность за спасение страны. В связи с этим постановляю: все существовавшие органы власти, как то – Верховная Рада, Кабинет министров и т.д. навсегда прекращают свою работу. Местное самоуправление осуществляется сельскими старостами, которые подчиняются Министерству полиции, созданному на основе бывшего Министерства внутренних дел. Деятельность других министерств, ведомств и государственных органов в Украине запрещена. Украина объявляется Гетманатом, а пожизненные обязанности Гетмана я, руководствуясь желанием народа к скорейшему порядку и волей Божией, возлагаю на себя”.
Дальше шла какая-то большая печать и размашистая подпись, но самый конец листа размок и отвалился – рассмотреть фамилию и подпись было нельзя. Васильич раскрыл газету.
На второй странице была фотография в полный рост. Узнаваемое из прошлой жизни лицо строго смотрело из газеты. Новый Гетман был в шапке с перьями, в руке он держал массивную булаву.
С его плеч в пол аккуратно спускалась красивая багряная порфира.
Використання будь-яких матеріалів, що розміщені на сайті, дозволяється за умови посилання на данний сайт.
© Force-news - Сила інформації. All Rights Reserved.